К нашему диалогу с самыми яркими представителями отрасли утилизации присоединяются новые участники. В продолжение серии тематических интервью в рамках информационного партнерства с СРО «Ассоциация утилизаторов отходов «Клевер» и журнала «Справочник эколога» мы публикуем беседу с основателем и руководителем благотворительного фонда «Второе дыхание» Дарьей Алексеевой, в котором она рассказала о том, как первой в России создала систему сбора у населения и утилизации текстиля.
? Расскажите свою историю — с чего всё начиналось. Когда и почему Вы начали заниматься благотворительностью? Как появился благотворительный фонд помощи людям в сложной жизненной ситуации «Второе дыхание»?
Я начала заниматься волонтерством на первом курсе Финансового университета. Мне стало понятно, что выбранная специальность не будет делом моей жизни, и я окунулась с головой в студенческую жизнь. Так я однажды присоединилась к волонтерской поездке в детский дом. Это было сродни любопытству, но опыт получился ценный. Постепенно эта история увлекла меня, но не в части непосредственного контакта с детьми, как это делают аниматоры или психологи… Мне больше нравилось именно находить людей для этой работы или деньги, чтобы приобрести какие-то нужные детям вещи, материалы.
Через координацию и организацию таких проектов я пришла уже в благотворительные фонды, в которых также привлекала средства, ресурсы и т.д. Уже через 5-6 лет я столкнулась с тем, что мои представления о том, как реализовать интересную идею, часто не совпадали с мнением руководства, поэтому пришлось задуматься о создании чего-то своего.
В итоге появился мой стартап — благотворительный магазин, открывшийся в 2014 г. Но примерно через год стало понятно, что этот формат не полностью закрывает наши потребности: например, в обязанности наших продавцов не входила сортировка вещей. Поэтому социальную и предпринимательскую части проекта пришлось развести по сторонам. Плюс то, что статусом некоммерческой организации мы на тот момент не обладали, не давало нам прав на получение субсидий и грантов. Поэтому в 2015 г. мною было принято решение о регистрации благотворительного фонда.
? Как вы начали масштабироваться и с какими проблемами вы столкнулись в самом начале?
Я закончила бизнес-школу «Сколково», где нам объясняли, что такое MVP[1] и что его создают для тестирования гипотез проверки жизнеспособности задуманного продукта, его ценности и востребованности на рынке. Логика такая: не надо пытаться открывать завод, пока ты не проделал самостоятельно какой-то несложный процесс.
Таким первичным продуктом в нашей истории была garage sale, распродажа вещей, собранных мной и подругами из собственных шкафов. А тестированием гипотезы стала для меня стирка около полутонны одежды в собственной стиральной машине. После этого я убедилась, что в состоянии этим заниматься.
Причем концепция проекта была не про экологию, не про осознанное потребление… Это работало так: люди хотели помочь своими вещами, сдавая нам, например, пиджак, надетый всего раз в жизни на собеседование, мы продавали его и окупали свои затраты, а прибыль шла в фонд. Мы были, по сути, посредником, который сделает всю работу. Но потом объем вещей стал расти и вместо имевших ценность брендовых селективных вещей, нам начали сдавать все подряд. Модель пришлось пересмотреть.
Несбывшаяся гипотеза нас не напугала, напротив, было решено создавать дополнительные операционные процессы: открыть склад, решить, что делать с вещами, которые продавать не готовы. Первоначально это носило характер гуманитарной помощи, а в 2015 г. мы открыли для себя переработку с помощью сотрудника, который ранее работал в Greenpeace, он принес в коллектив свежие идеи.
Переломным моментом стало сотрудничество с торговыми центрами «Мега», когда они объявили сбор одежды на своих площадках, и в обмен люди получали скидки, купоны и возможность выиграть призы. Нас привлекли в качестве партнера для того, чтобы объезжать магазины сети, сортировать все собранные вещи и передавать их разным некоммерческим организациям. И за месяц мы собрали более 200 тонн одежды.
Безусловно, было сложно реализовывать практически никем не отработанное ранее направление. У нас был перед глазами только опыт самого первого благотворительного магазина «Спасибо» в Санкт-Петербурге. Они потратили очень много времени на то, чтобы объяснить всем нюансы этой бизнес-модели, зачем вообще отдавать свои вещи, зная, что их продадут. Эта практика очень помогла нам, однако в передаче текстиля на переработку мы стали действительно первыми, ведь гуманитарные проекты воспринимали невостребованную одежду как мусор и банально вывозили ее на полигоны.
Да, уже были предприятия, работавшие на импортном сырье, которое завозилось для того, чтобы делать из него обтирочный материал, или же утилизировавшие текстильные отходы предприятий. Однако, повторюсь, первыми собирать у населения практически любую одежду для того, чтобы отправлять ее на переработку, стали именно мы.
Сложности возникают с управлением общественным пониманием контекста нашей деятельности… например, наши партнеры, сдающие нам униформу, считают этот ресурс товаром и ждут от нас оплаты. Мы же доказываем, что оказываем им услугу и оплата требуется, наоборот, нам.
Со временем мы стали работать с крупнейшими сетевыми магазинами, открывшими пункты приема. Сегодня у нас действуют 230 контейнеров для сбора одежды, 3 склада в Москве, Костроме, Ярославле, где работает более 40 человек.
? В какой момент Вы поняли, что текстиль должен идти не только на повторное использование по прямому назначению, но и на утилизацию? Как устроена переработка одежды?
Текстиль составляет от 2 до 7 % от всего объема твердых коммунальных отходов. Одежда разлагается столетиями, выделяется метан, загрязняются грунтовые воды, растут мусорные полигоны.
Поэтому вскоре после открытия магазина в какой-то момент я задалась вопросом: правильно ли сначала собирать у людей ненужные вещи, чтобы потом часть из них просто выбрасывать? Мы приняли решение работать и с вещами в состоянии, исключающем какое-либо их дальнейшее использование как предметов гардероба.
Сегодня текстиль становится очень специфической фракцией, поскольку только к нему, технике и книгам может быть применен термин «повторное использование». Мы очень ждем новый конвертер для перехода от отходов к новому товару, потому что если в будущем текстиль будет и дальше собираться как отходы, то не очень понятно, почему же нужно его измельчать и резать, ведь больше половины вещей находятся в состоянии, пригодном для дальнейшего использования.
Большая часть от всего текстиля, который к нам поступает (53 %), — это вещи в хорошем состоянии, которые можно либо продать, чтобы окупить наше дело, либо раздать нуждающимся. На переработку мы отправляем около 40 %, это вещи в плохом состоянии, где-то половина из них (вещи с высоким содержанием хлопка) идут на обтирочную ветошь, остальное — смесовые, плохо впитывающие влагу ткани, отправляются на разволокнение. Большая часть одежды перерабатывается нашими партнерами на текстильных комбинатах и в нашем цехе в Костроме. Оставшиеся 7 % составляют так называемые хвосты — остатки, не подлежащие какой-либо переработке (вещи с плесенью, сильными загрязнениями, нижнее белье).
Заготовка обтирочной ветоши — это самое простое: фурнитура удаляется, после чего текстиль режется на равные фрагменты. Более технологичный способ — это разволокнение и переработка в регенерированное волокно до однородной массы без вкраплений кусков ткани. Такое волокно используется для производства и новых текстильных изделий.
Но мы пошли дальше и в 2021 г. наладили уникальный в своем роде процесс агломерации, переработки синтетического текстиля в PET-агломерат, который используется при изготовлении пластика. С нами работали крупнейшие западные спортивные бренды, и, например, из футбольной униформы мы делали переработанное сырье. Агломерация позволяет сохранить свойства материала и даже придать ему большую прочность, что делает ее значительно более рациональным процессом, нежели разволокнение.
? Расскажите, как формируются доходы Вашего фонда?
Если говорить о структуре доходов, то бюджет фонда от продаж в благотворительные магазины и секонд-хенды сейчас составляет около 30 %. Также мы получаем доход от event-деятельности. Допустим, некий аутлет хочет установить у себя наш контейнер и вместе с этим он получает целый комплекс дополнительных услуг: мы проводим лекции, фотовыставки, организуем самые разные спецпроекты по экопросвещению.
Еще где-то треть доходов нам приносят пожертвования. Многие социально-ответственные люди стремятся поддержать нас, и зачастую самые небольшие суммы в комплексе закрывают часть наших расходов. Получаем и гранты, участвуем в федеральных и городских программах, когда на конкурсной основе привлекаются некоммерческие организации и их работа получает материальную поддержку. Как у НКО у нас больше источников дохода, но есть и ограничения, например, мы не можем привлекать инвестиции, распределять прибыль.
Присутствует и определенная социальная нагрузка: за счет своей деятельности мы вносим вклад в развитие сбора текстиля у населения в России.
? Вопрос, который волнует всех без исключения утилизаторов — где брать сырье?
В основном его обеспечивает, конечно же, контейнерная система сбора. Контейнеры устанавливаются в каких-то общественных пространствах, типа ЖК, кластеров, библиотек. Есть отдельное направление — работа с крупными сетевыми фэшн-ритейлерами. Работаем мы и с маркетплейсами, одно время было модным устанавливать контейнеры в пунктах выдачи: клиенты одновременно могли забрать заказ и сдать ненужное нам. Мы стараемся сделать так, чтобы обычному человеку было просто интегрировать сдачу вещей в свою повседневную жизнь.
Важно и то, чтобы решение об установке контейнеров принималось системно и было максимально дистанцировано от решения вопроса со сбором остальных отходов. На это есть две причины. Во-первых, это не ответственность региональных операторов, они не собирают текстиль отдельно, люди просто выбрасывают ненужные вещи в баки для отходов, и потом их отправляют на захоронение или сжигание. Какая-то бóльшая вовлеченность здесь приведет к росту тарифов.
Во-вторых, нельзя допустить того, чтобы в ящик для сбора текстиля попадала органика. Одежда у большинства граждан ассоциируется не с отходами, это больше социокультурная история: ее сдают не потому, что хотят избавиться от мусора, а для того, чтобы помочь кому-то нуждающемуся. Здесь ярко выражена сезонность: весна и осень становятся для нас пиковыми периодами, когда люди несут к нам вещи.
? Применимы ли к вашему рынку различие между серым и белым утилизаторами?
Добровольная верификация сборщиков текстиля, конечно, так или иначе отвечает на этот вопрос… но, на мой взгляд, каких-то четких правил пока просто нет в связи с отсутствием необходимых кодов по текстилю в Федеральном классификационном каталоге отходов. Мы вообще не можем применить какие-либо критерии для определения законности деятельности! В статусе фонда мы принимаем вещи как имущественные пожертвования и находимся под юрисдикцией Минюста и Минэкономразвития. А Росприроднадзор, увы, нас пока совершенно не видит, поскольку отходы мы не собираем.
Какие-то юридические прецеденты отсутствуют, но с точки зрения понятийного аппарата есть продвижение: считается неправильным собрать вещи на благотворительность и затем продать их в секонд-хенде. Такие требования стали предъявлять и партнеры, и сами сборщики текстиля друг к другу.
Понимание, как это должно работать, есть. Я готова выводить инициативы в официальную юридическую плоскость, чтобы по ним была сформирована государственная позиция. Поскольку зачастую аргументы обеих сторон имеют вес: вот, например, хотя бы взять дискуссию о том, запрещать ли ввоз импортной ветоши в Россию. Те, кто продает ветошь в нашей стране, выступают за запрет, поскольку иначе они будут зарабатывать меньше. А те, кто покупает, зависят от этого импорта на 80 %, и их мнение, разумеется, совсем другое!
Поэтому очевидно, что нужна площадка, объединяющая экспертов утилизации, которые понимают суть проблемы и должны авторитетно задавать тренды. И такие отраслевые объединения есть. Мы состоим в Ассоциации утилизаторов отходов «Клевер» и неожиданно для себя нашли там очень много общего с проактивными и инициативными участниками, предельно далекими от нашего рода деятельности, например, с коллегами по переработке электроники! Похожие проблемы, инициативы, одинаковый подход к решению проблем — все это придает силы.
? Как Вы видите развитие отрасли утилизации в России через 10, 15, 20 лет?
Наша сфера деятельность очень сильно изменится в объемах. Поменяются и правила игры, и, наверное, облик участников рынка. Поэтому я уверена, что появятся новые крупные игроки с иными интересами, получат развитие инфраструктурные проекты, подобные развивающемуся сейчас Ивановскому кластеру. Хочется надеяться и на то, что возрастут объемы сбора текстиля в целом по стране до 100-150 тысяч тонн в год.
Что же касается отдельно нашего фонда, то мы продолжим заниматься перераспределением текстиля, в т.ч. в интересах людей из социально незащищенных групп. Поэтому мне бы хотелось, чтобы тема благотворительности оставалась актуальной для наших партнеров, представителей крупного бизнеса, которые нас поддерживают.
Мы хотим, чтобы в каждом регионе России человек мог без стыда и какого-то отвращения и логистических неудобств получить вещи, которые ему нужны. Возможно, это будет сделано нашими руками или станет какой-то социальной франшизой, которой мы поделимся с теми, кто готов это организовывать. А может быть, нам придут на помощь и муниципальные учреждения.
? Ваши пожелания участникам отрасли?
Я хочу пожелать всем заниматься тем, во что вы верите. Потому что если мы сами не будем верить, то никто никогда ничего не исправит и не изменит в неработающих системах, с которыми мы боремся или которые стараемся улучшить.
Беседовал Максим Кузьмин, Директор по развитию СРО "Ассоциация утилизаторов отходов "Клевер".
[1] От англ. «minimum viable product» — продукт, обладающий минимальными, но достаточными для удовлетворения первых потребителей функциями.
? Расскажите свою историю — с чего всё начиналось. Когда и почему Вы начали заниматься благотворительностью? Как появился благотворительный фонд помощи людям в сложной жизненной ситуации «Второе дыхание»?
Я начала заниматься волонтерством на первом курсе Финансового университета. Мне стало понятно, что выбранная специальность не будет делом моей жизни, и я окунулась с головой в студенческую жизнь. Так я однажды присоединилась к волонтерской поездке в детский дом. Это было сродни любопытству, но опыт получился ценный. Постепенно эта история увлекла меня, но не в части непосредственного контакта с детьми, как это делают аниматоры или психологи… Мне больше нравилось именно находить людей для этой работы или деньги, чтобы приобрести какие-то нужные детям вещи, материалы.
Через координацию и организацию таких проектов я пришла уже в благотворительные фонды, в которых также привлекала средства, ресурсы и т.д. Уже через 5-6 лет я столкнулась с тем, что мои представления о том, как реализовать интересную идею, часто не совпадали с мнением руководства, поэтому пришлось задуматься о создании чего-то своего.
В итоге появился мой стартап — благотворительный магазин, открывшийся в 2014 г. Но примерно через год стало понятно, что этот формат не полностью закрывает наши потребности: например, в обязанности наших продавцов не входила сортировка вещей. Поэтому социальную и предпринимательскую части проекта пришлось развести по сторонам. Плюс то, что статусом некоммерческой организации мы на тот момент не обладали, не давало нам прав на получение субсидий и грантов. Поэтому в 2015 г. мною было принято решение о регистрации благотворительного фонда.
? Как вы начали масштабироваться и с какими проблемами вы столкнулись в самом начале?
Я закончила бизнес-школу «Сколково», где нам объясняли, что такое MVP[1] и что его создают для тестирования гипотез проверки жизнеспособности задуманного продукта, его ценности и востребованности на рынке. Логика такая: не надо пытаться открывать завод, пока ты не проделал самостоятельно какой-то несложный процесс.
Таким первичным продуктом в нашей истории была garage sale, распродажа вещей, собранных мной и подругами из собственных шкафов. А тестированием гипотезы стала для меня стирка около полутонны одежды в собственной стиральной машине. После этого я убедилась, что в состоянии этим заниматься.
Причем концепция проекта была не про экологию, не про осознанное потребление… Это работало так: люди хотели помочь своими вещами, сдавая нам, например, пиджак, надетый всего раз в жизни на собеседование, мы продавали его и окупали свои затраты, а прибыль шла в фонд. Мы были, по сути, посредником, который сделает всю работу. Но потом объем вещей стал расти и вместо имевших ценность брендовых селективных вещей, нам начали сдавать все подряд. Модель пришлось пересмотреть.
Несбывшаяся гипотеза нас не напугала, напротив, было решено создавать дополнительные операционные процессы: открыть склад, решить, что делать с вещами, которые продавать не готовы. Первоначально это носило характер гуманитарной помощи, а в 2015 г. мы открыли для себя переработку с помощью сотрудника, который ранее работал в Greenpeace, он принес в коллектив свежие идеи.
Переломным моментом стало сотрудничество с торговыми центрами «Мега», когда они объявили сбор одежды на своих площадках, и в обмен люди получали скидки, купоны и возможность выиграть призы. Нас привлекли в качестве партнера для того, чтобы объезжать магазины сети, сортировать все собранные вещи и передавать их разным некоммерческим организациям. И за месяц мы собрали более 200 тонн одежды.
Безусловно, было сложно реализовывать практически никем не отработанное ранее направление. У нас был перед глазами только опыт самого первого благотворительного магазина «Спасибо» в Санкт-Петербурге. Они потратили очень много времени на то, чтобы объяснить всем нюансы этой бизнес-модели, зачем вообще отдавать свои вещи, зная, что их продадут. Эта практика очень помогла нам, однако в передаче текстиля на переработку мы стали действительно первыми, ведь гуманитарные проекты воспринимали невостребованную одежду как мусор и банально вывозили ее на полигоны.
Да, уже были предприятия, работавшие на импортном сырье, которое завозилось для того, чтобы делать из него обтирочный материал, или же утилизировавшие текстильные отходы предприятий. Однако, повторюсь, первыми собирать у населения практически любую одежду для того, чтобы отправлять ее на переработку, стали именно мы.
Сложности возникают с управлением общественным пониманием контекста нашей деятельности… например, наши партнеры, сдающие нам униформу, считают этот ресурс товаром и ждут от нас оплаты. Мы же доказываем, что оказываем им услугу и оплата требуется, наоборот, нам.
Со временем мы стали работать с крупнейшими сетевыми магазинами, открывшими пункты приема. Сегодня у нас действуют 230 контейнеров для сбора одежды, 3 склада в Москве, Костроме, Ярославле, где работает более 40 человек.
? В какой момент Вы поняли, что текстиль должен идти не только на повторное использование по прямому назначению, но и на утилизацию? Как устроена переработка одежды?
Текстиль составляет от 2 до 7 % от всего объема твердых коммунальных отходов. Одежда разлагается столетиями, выделяется метан, загрязняются грунтовые воды, растут мусорные полигоны.
Поэтому вскоре после открытия магазина в какой-то момент я задалась вопросом: правильно ли сначала собирать у людей ненужные вещи, чтобы потом часть из них просто выбрасывать? Мы приняли решение работать и с вещами в состоянии, исключающем какое-либо их дальнейшее использование как предметов гардероба.
Сегодня текстиль становится очень специфической фракцией, поскольку только к нему, технике и книгам может быть применен термин «повторное использование». Мы очень ждем новый конвертер для перехода от отходов к новому товару, потому что если в будущем текстиль будет и дальше собираться как отходы, то не очень понятно, почему же нужно его измельчать и резать, ведь больше половины вещей находятся в состоянии, пригодном для дальнейшего использования.
Большая часть от всего текстиля, который к нам поступает (53 %), — это вещи в хорошем состоянии, которые можно либо продать, чтобы окупить наше дело, либо раздать нуждающимся. На переработку мы отправляем около 40 %, это вещи в плохом состоянии, где-то половина из них (вещи с высоким содержанием хлопка) идут на обтирочную ветошь, остальное — смесовые, плохо впитывающие влагу ткани, отправляются на разволокнение. Большая часть одежды перерабатывается нашими партнерами на текстильных комбинатах и в нашем цехе в Костроме. Оставшиеся 7 % составляют так называемые хвосты — остатки, не подлежащие какой-либо переработке (вещи с плесенью, сильными загрязнениями, нижнее белье).
Заготовка обтирочной ветоши — это самое простое: фурнитура удаляется, после чего текстиль режется на равные фрагменты. Более технологичный способ — это разволокнение и переработка в регенерированное волокно до однородной массы без вкраплений кусков ткани. Такое волокно используется для производства и новых текстильных изделий.
Но мы пошли дальше и в 2021 г. наладили уникальный в своем роде процесс агломерации, переработки синтетического текстиля в PET-агломерат, который используется при изготовлении пластика. С нами работали крупнейшие западные спортивные бренды, и, например, из футбольной униформы мы делали переработанное сырье. Агломерация позволяет сохранить свойства материала и даже придать ему большую прочность, что делает ее значительно более рациональным процессом, нежели разволокнение.
? Расскажите, как формируются доходы Вашего фонда?
Если говорить о структуре доходов, то бюджет фонда от продаж в благотворительные магазины и секонд-хенды сейчас составляет около 30 %. Также мы получаем доход от event-деятельности. Допустим, некий аутлет хочет установить у себя наш контейнер и вместе с этим он получает целый комплекс дополнительных услуг: мы проводим лекции, фотовыставки, организуем самые разные спецпроекты по экопросвещению.
Еще где-то треть доходов нам приносят пожертвования. Многие социально-ответственные люди стремятся поддержать нас, и зачастую самые небольшие суммы в комплексе закрывают часть наших расходов. Получаем и гранты, участвуем в федеральных и городских программах, когда на конкурсной основе привлекаются некоммерческие организации и их работа получает материальную поддержку. Как у НКО у нас больше источников дохода, но есть и ограничения, например, мы не можем привлекать инвестиции, распределять прибыль.
Присутствует и определенная социальная нагрузка: за счет своей деятельности мы вносим вклад в развитие сбора текстиля у населения в России.
? Вопрос, который волнует всех без исключения утилизаторов — где брать сырье?
В основном его обеспечивает, конечно же, контейнерная система сбора. Контейнеры устанавливаются в каких-то общественных пространствах, типа ЖК, кластеров, библиотек. Есть отдельное направление — работа с крупными сетевыми фэшн-ритейлерами. Работаем мы и с маркетплейсами, одно время было модным устанавливать контейнеры в пунктах выдачи: клиенты одновременно могли забрать заказ и сдать ненужное нам. Мы стараемся сделать так, чтобы обычному человеку было просто интегрировать сдачу вещей в свою повседневную жизнь.
Важно и то, чтобы решение об установке контейнеров принималось системно и было максимально дистанцировано от решения вопроса со сбором остальных отходов. На это есть две причины. Во-первых, это не ответственность региональных операторов, они не собирают текстиль отдельно, люди просто выбрасывают ненужные вещи в баки для отходов, и потом их отправляют на захоронение или сжигание. Какая-то бóльшая вовлеченность здесь приведет к росту тарифов.
Во-вторых, нельзя допустить того, чтобы в ящик для сбора текстиля попадала органика. Одежда у большинства граждан ассоциируется не с отходами, это больше социокультурная история: ее сдают не потому, что хотят избавиться от мусора, а для того, чтобы помочь кому-то нуждающемуся. Здесь ярко выражена сезонность: весна и осень становятся для нас пиковыми периодами, когда люди несут к нам вещи.
? Применимы ли к вашему рынку различие между серым и белым утилизаторами?
Добровольная верификация сборщиков текстиля, конечно, так или иначе отвечает на этот вопрос… но, на мой взгляд, каких-то четких правил пока просто нет в связи с отсутствием необходимых кодов по текстилю в Федеральном классификационном каталоге отходов. Мы вообще не можем применить какие-либо критерии для определения законности деятельности! В статусе фонда мы принимаем вещи как имущественные пожертвования и находимся под юрисдикцией Минюста и Минэкономразвития. А Росприроднадзор, увы, нас пока совершенно не видит, поскольку отходы мы не собираем.
Какие-то юридические прецеденты отсутствуют, но с точки зрения понятийного аппарата есть продвижение: считается неправильным собрать вещи на благотворительность и затем продать их в секонд-хенде. Такие требования стали предъявлять и партнеры, и сами сборщики текстиля друг к другу.
Понимание, как это должно работать, есть. Я готова выводить инициативы в официальную юридическую плоскость, чтобы по ним была сформирована государственная позиция. Поскольку зачастую аргументы обеих сторон имеют вес: вот, например, хотя бы взять дискуссию о том, запрещать ли ввоз импортной ветоши в Россию. Те, кто продает ветошь в нашей стране, выступают за запрет, поскольку иначе они будут зарабатывать меньше. А те, кто покупает, зависят от этого импорта на 80 %, и их мнение, разумеется, совсем другое!
Поэтому очевидно, что нужна площадка, объединяющая экспертов утилизации, которые понимают суть проблемы и должны авторитетно задавать тренды. И такие отраслевые объединения есть. Мы состоим в Ассоциации утилизаторов отходов «Клевер» и неожиданно для себя нашли там очень много общего с проактивными и инициативными участниками, предельно далекими от нашего рода деятельности, например, с коллегами по переработке электроники! Похожие проблемы, инициативы, одинаковый подход к решению проблем — все это придает силы.
? Как Вы видите развитие отрасли утилизации в России через 10, 15, 20 лет?
Наша сфера деятельность очень сильно изменится в объемах. Поменяются и правила игры, и, наверное, облик участников рынка. Поэтому я уверена, что появятся новые крупные игроки с иными интересами, получат развитие инфраструктурные проекты, подобные развивающемуся сейчас Ивановскому кластеру. Хочется надеяться и на то, что возрастут объемы сбора текстиля в целом по стране до 100-150 тысяч тонн в год.
Что же касается отдельно нашего фонда, то мы продолжим заниматься перераспределением текстиля, в т.ч. в интересах людей из социально незащищенных групп. Поэтому мне бы хотелось, чтобы тема благотворительности оставалась актуальной для наших партнеров, представителей крупного бизнеса, которые нас поддерживают.
Мы хотим, чтобы в каждом регионе России человек мог без стыда и какого-то отвращения и логистических неудобств получить вещи, которые ему нужны. Возможно, это будет сделано нашими руками или станет какой-то социальной франшизой, которой мы поделимся с теми, кто готов это организовывать. А может быть, нам придут на помощь и муниципальные учреждения.
? Ваши пожелания участникам отрасли?
Я хочу пожелать всем заниматься тем, во что вы верите. Потому что если мы сами не будем верить, то никто никогда ничего не исправит и не изменит в неработающих системах, с которыми мы боремся или которые стараемся улучшить.
Беседовал Максим Кузьмин, Директор по развитию СРО "Ассоциация утилизаторов отходов "Клевер".
[1] От англ. «minimum viable product» — продукт, обладающий минимальными, но достаточными для удовлетворения первых потребителей функциями.
