Алия Багаутдинова: «Казань — столица Татарстана, красивый туристический город. Мы нацелены развивать инфраструктуру, чтобы обеспечивать себя сырьем, а наш город делать чище, красивее и экологичнее»

Продолжаем серию интервью с представителями отрасли утилизации — публикуем беседу саморегулируемой организации «Ассоциация утилизаторов отходов «Клевер» с директором компании «Экоутилизация» Алией Багаутдиновой.

Справка
«Экоутилизация» — это специализированная компания, созданная для развития рынка утилизации отходов компьютерной, бытовой и оргтехники, промышленного оборудования и другого электротехнического лома. «Экоутилизация» осуществляет переработку всех видов оборудования и техники, а также другого сырья и отходов с содержанием драгоценных металлов. Головной офис расположен в Казани, Республика Татарстан.

Ассоциация «Клевер»: Добрый день, Алия! Расскажите, когда и почему лично вы решили заняться переработкой отходов? Что вас сподвигло на это, с чего все начиналось?

Алия Багаутдинова: Начала я свою деятельность в 2004 г. юристом в компании мужа по переработке электронных отходов, содержащих драгоценные металлы. В то время спрос на такие услуги был велик и ежегодно рос. В 2015 г. мы открыли компанию «Экоутилизация», которая специализировалась на утилизации и переработке бытовой техники, оргтехники, кабельной продукции и другого электронного оборудования для извлечения драгоценных металлов.

Клевер: С какими проблемами вы столкнулись в начале пути?

А.Б.: В то время проблем не было, кроме того, что мы не успевали перерабатывать все поступающие отходы, работали в две смены. Была низкая конкуренция, нас заваливали сырьем. Сейчас скорее стоит вопрос, где взять эти отходы.

Клевер: Это была ручная разборка?

А.Б.: Нет. Уже в то время у нас стояли технологические линии китайского производства по переработке печатных плат.

Вначале, конечно, идет ручная сортировка и разборка, затем материал подается на линию. Извлекаются черный лом, цветные металлы, пластик, а далее печатные платы, содержащие драгоценные металлы, поступают на глубокую переработку.

С тех пор технологических линий у нас стало больше: сегодня мы перерабатываем и кабель, и пластик, появились грануляторы, дополнительные печи. Увеличился и уровень переработки исходя из нашего сырья.

Клевер: Расскажите о технологическом процессе переработки электронных отходов, который реализован на вашем предприятии.

А.Б.: Машина с отходами заезжает на пункт приема, проходит весовой контроль, записывается общий вес в журнале учета на складе. Далее поступившие к нам отходы сортируются согласно действующему Федеральному классификационному каталогу отходов и фиксируются. В производственные процессы запускается материал в зависимости от наличия тех или иных необходимых фракций, чтобы никакая линия не простаивала. В одну смену мы можем утилизировать оргтехнику, а в другую, например, крупную бытовую технику. Технологи сами решают, что в какую очередь переработать. Разборка идет ручная, а переработка автоматизированная: используются линия по переработке печатных плат и плавильные печи.

Отходы бытовой и оргтехники разбираются, извлекаются печатные платы, которые содержат текстолит, медь и радиодетали, радиодетали извлекаются на специальном оборудовании, далее плата дробится в цеху и разделяется на металлическую и органическую части путем электростатической сепарации, после этого крошка текстолита собирается отдельно, сечка — медь с содержанием драгметаллов (золото, серебро, платина, палладий) — отдельно. Сечку мы плавим до высококонцентрированных слитков, а текстолит накапливаем и продаем. Чем выше доля концентрации драгметаллов в слитке, тем ниже впоследствии стоимость аффинажных услуг.

Клевер: Какая готовая продукция поступает на рынок в результате переработки? Кто является вашими потребителями?

А.Б.: Основной вид деятельности — производство драгоценных металлов. Мы аффинируем их и уже с пробой 9999 продаем заводам, ювелирам и банкам. Остальные фракции продаем как вторсырье. У нас в планах проекты по изготовлению полимерно-песчаных изделий. Я уже нашла оборудование, но пока мне непонятно, что будет с госэкспертизой этого оборудования и лицензиями.

Мы больше нацелены на развитие инфраструктуры по сбору отходов здесь, в Казани. Если сбора не будет, то и перерабатывать будет нечего.

Клевер: А что вы делаете с неперерабатываемыми «хвостами»? Есть ли планы по расширению перечня утилизируемых отходов, по увеличению их количества?

А.Б.: Раньше текстолитовой крошке вообще не было применения, она никому не была интересна. И только в 2023 г. мы нашли две организации, которые забирают у нас всю текстолитовую крошку для дальнейшего производства.

Что касается неперерабатываемого пластика, полимерно-песчаное направление решает многие вопросы по утилизации, в т.ч. и утилизацию немаркированного пластика. Наши партнеры проводили различные опыты с этим отходом, а сейчас производят и плитку, и еще какие-то авторские изделия, т.е. они используют этот ресурс как сырье, на качестве продукции это не отражается. Мы тоже планируем поставить себе такое оборудование.

Других хвостов у нас их практически нет. Если мы добираем объемы в рамках РОП[1] у ломозаготовителей на переработку, приходит уже чистый отход — засор не более 5 %.

Есть еще один вид отхода — золошлаки, которые образуются при плавлении, но они также содержат драгметаллы. Мы их накапливаем, а далее по итогам квартала (полугодия) отправляем на переработку на аффинажные заводы. Например, мы отправим 5 т золы, а в результате плавления получим 5 кг продукции. Вот тут у нас возникают вопросы по технологическим потерям и учету, т.к. нам возвращаются только извлеченные драгметаллы, а остальное остается у партнеров.

В целом можно сказать, что мы продаем все. Покупатели есть на все выделяемые фракции, и даже не надо никуда везти — заказчики приезжают самостоятельно.

Клевер: Какое оборудование использует ваша компания? Какая его потенциальная и фактическая мощности?

А.Б.: Мы используем различное оборудование китайского, турецкого и российского производства. По итогам 2022 г. мы переработали порядка 6,5 тыс. т электронных отходов, но это не предел. Как я уже говорила, компания испытывает дефицит вторресурсов, наши мощности могли бы переработать значительно больше, примерно 8–9 тыс. т в год. В Казани у нас две площадки: одна в процессе лицензирования и вторая, где мы сейчас работаем.
Дополнительно мы открыли обособленное подразделение в Нижнем Новгороде.

Клевер: Расскажите о новом направлении, которое вы запустили в Казани, — пунктах сбора вторресурсов у населения.

А.Б.: Идея родилась в 2018 г., мы тогда работали с крупным производителем бытовой техники в рамках РОП: они к нам приезжали два раза в год с аудитом, да и просто пообщаться. И вот тогда возникла мысль, что неплохо было бы иметь место сбора вторсырья от населения, куда каждый сможет приносить ненужные вещи. Уже давно многие жители понимали, что складывать электронные отходы в общий контейнер — нехорошо, а потом эти отходы законодательно запретили к захоронению, а в марте 2023 г. вступил в силу закон о вторичных материальных ресурсах, который обязывает сортировать, накапливать и передавать переработчикам. Сортировать и накапливать многие могут, а вот куда передавать на утилизацию, не знают. Считаю, что пункты приема вторресурсов должны стать частью современной инфраструктуры любого города и населенного пункта. Горожане должны иметь возможность в шаговой доступности передавать перерабатываемые виды отходов напрямую утилизаторам.

Тенденцию развития я наблюдаю по нашим пунктам. Мастера-приемщики приходят к 8:00 на работу, а пункт приема уже завален, жители района оставляют ненужные вещи прямо на улице перед входом. Вторресурсы мы выкупаем у населения, но многим и деньги не нужны, лишь бы сдать. Приносят и телевизоры, и макулатуру, и чайники. У людей рука не поднимается выбросить этот ценный ресурс.

Я вижу, что в Казани граждане сознательные, ответственные за потребление, внимательные в части экологии, а если еще будет транслироваться из средств массовой информации, что есть такая инфраструктура по сбору отходов, то люди понесут все, это станет для них нормой жизни. В СССР каждый из нас мыл бутылки из-под молока и лимонада и знал, куда отнести их и сдать. Сдавали макулатуру, металлолом, фольгированные крышки и т.д. — нигде ничего не валялось.

Казань — столица Республики Татарстан, большой красивый туристический город. Каждый гость отмечает чистоту, благоустройство и убранство города. Мы нацелены развивать инфраструктуру, чтобы обеспечивать себя сырьем, а наш город делать чище, красивее и экологичнее.

Клевер: Сколько у вас пунктов приема сейчас и какова их мощность? Планируете ли развиваться?

А.Б.: В Казани у нас 12 пунктов. Мы стараемся установить точки приема в каждом районе, чтобы охватить весь город и учесть удобную логистику. В среднем точка собирает 20–23 т в месяц, но бывает и больше — около 30 т. Принимаем от населения технику, макулатуру, пленку, пластиковые бутылки, железные изделия, кабельную продукцию, электронные компоненты, алюминиевую банку и все, что включается в розетку.

Из общего объема 50% отходов — это макулатура, порядка 25–30% техника, 10–15% пластик, пленка, а остальное распределяется на другие материальные ресурсы. В связи с большими объемами приема макулатуры с этого года целлюлозно-бумажное производство забирает у нас бумажные отходы самостоятельно, т.к. мы не успеваем вывозить.

Спрос у населения на такие точки приема сейчас есть. Мы подсчитали по нашей территориальной карте, что порядка 50 пунктов только в нашем городе будут не лишними.

Если же говорить о развитии по всей Республике Татарстан, то нужно искать складские сухие помещения для того, чтобы накапливать отходы на местах, возить в Казань с таких точек невыгодно. Также придется регистрировать обособленное подразделение, нанимать сотрудников, а потом уже вести деятельность в регионах. Это расходы, а целевых денег нет, чтобы открыть эти точки. Вроде бы и социально значимый проект в масштабах страны, но, к сожалению, оставшийся пока без внимания властей.

Клевер: 1 сентября вступил в силу Приказ Минприроды России от 04.04.2023 № 173 «О внесении изменений в Требования при обращении с группами однородных отходов I–V классов опасности, утвержденные приказом Министерства природных ресурсов и экологии Российской Федерации от 11 июня 2021 г. № 399». Какие проблемы в связи с этим вы видите?

А.Б.: Мы сталкиваемся с некомплектностью при приеме многих отходов электроники, где уже многих ценных фракций не содержится. Например, если смотреть по акту утилизации, поступило 1000 т ОЭЭО, на выходе должны быть определенные объемы того или иного вторсырья, а по факту все выходит в меньшем количестве. А того, чего нет, мы прописать не можем.

Клевер: Утилизируете ли вы ОЭЭО в рамках РОП? Что для вашей компании изменится со вступлением в силу нового закона о РОП?

А.Б.: Мы занимаемся утилизацией отходов в рамках РОП с 2016 года. Работаем с производителями и импортерами бытовой техники, оргтехники, холодильного оборудования. Со вступлением в силу нового закона о РОП, я для себя жду только положительной динамики. С чем сталкивалась лично я: заводы присылают предложения принять участие в тендерах в рамках РОП на торговых площадках, а у них в 99 % случаев в технических заданиях указывается и товар, и упаковка, т.е. разделить ты их не можешь. Либо нужно все переработать, либо ты не участник. Мы не занимаемся утилизацией упаковки, поэтому нам приходилось отказываться от таких договоров. С принятием нового закона мы активнее будем участвовать в закупках на выполнение нормативов утилизации в рамках РОП.

Клевер: Вы перерабатываете около 7 тыс. тонн, а сколько из них — по договорам РОП?

А.Б.: Более 50%. Мои контрагенты пришли к нам еще в 2016 г., вот с ними мы в основном и продолжаем работать. Ушли, конечно, иностранные компании, но пришли местные. У нас соседний регион — Республика Марий Эл, где практически в каждом городе производят холодильное оборудование. Мы с ними сработались много лет назад и работаем по сей день.

Клевер: Вам платят деньги заказчики, или вы покупаете у них электронные отходы?

А.Б.: Тут два направления, и они друг от друга отличаются.

Если заказчику нужна именно утилизация, а это в основном юридические лица и госпредприятия, муниципальные учреждения и организации, то нужны акты утилизации, чтобы списать с баланса их технику (товарно-материальные ценности, оборудование), вышедшую из строя. Конечно, мы ее принимаем, проводим техническую экспертизу, выдаем заключение и утилизируем. За такие услуги заказчики нам оплачивают стоимость утилизации по договору. Таких компаний может быть иногда больше, иногда меньше, бюджетных особенно много всегда в конце года.

А в остальных случаях мы все отходы покупаем. И увеличить объемы переработки мы сможем только увеличив объемы входящего сырья. Наша задача — уберечь отход от захоронения: получить в свои руки, переработать и вовлечь сырье во вторичный оборот.

Клевер: Как законодательно регулируется ваша деятельность? Какие изменения в законодательстве в ближайшее время вы ожидаете?

А.Б.: Хотелось бы больше даже не изменений, а разъяснений по уже принятым законам. Например, в части лицензирования. Вот у нас три площадки: одна в собственности, две в аренде. Та, которая в аренде, нас не очень устраивает, и мы бы с удовольствием переехали, но переезжая с одного места на другое, мы должны будем пройти ГЭЭ и внести изменения в лицензию, а для бизнеса это минимум 8–10 месяцев приостановки, что равноценно закрытию организации. Мы не будем иметь право оказывать услугу по утилизации никому — ни школе, ни садику, ни больнице. Вот это для нас проблема, и я много куда обращалась, но мнения у всех расходятся. Некоторые эксперты говорят — переезжайте, вас же не будут проверять сейчас надзорные органы. С одной стороны, у нас ничего не меняется — ни оборудование, ни персонал, ни технический регламент, ни отходы, мы просто немного перемещаемся территориально (отъезжаем на километр левее), а с другой — как действующий утилизатор в рамках заключенных договоров и своих обязательств перед заказчиками мы не можем рисковать.

Клевер: Кто основные конкуренты в регионе?

А.Б.: Со всеми утилизаторами в своем регионе мы так или иначе сотрудничаем. Кто-то из них передает нам отходы, что-то мы можем передать им. Это касается не только ОЭЭО, но и других видов отходов. В основном у многих деятельность — все собрать, привести в товарный вид (запрессовать) и продать. Чтобы это было какое-то глубокое производство — такого нет. Компании ограничиваются 2, 3 складами, одним видом отходов и небольшим количеством сотрудников.

Я знаю, что две организации в Казани хотели получить лицензию на утилизацию, но не смогли. У них есть документы на сбор, транспортировку и обработку, но не более.

Клевер: Как изменится рынок с вступлением в силу закона о РОП, уйдут ли «серые» утилизаторы?

А.Б.: Я не думаю, что они быстро уйдут, все равно адаптируются под новые условия. Так быстро рынок не очистится.

Клевер: На ваш взгляд в целом рынок ОЭЭО прозрачен в нашей стране? Существует ли недобросовестная конкуренция?

А.Б.: Проблема в «серых» утилизаторах, а также в узкопрофильных, например, которые заточены только на один вид отхода. Когда появился РОП, что сделали такие компании? Они под единственный шредер прописали в технический регламент все что можно: и обувь, и кастрюли, и чайники и т.д., и таким образом стали утилизаторами, не осуществляя эту деятельность реально. Отследить их крайне сложно.

Второе: к примеру, утилизатор переработал 2 тыс. т, а потом продает этот объем по договорам РОП в разные регионы разным заказчикам, тем самым одной выпиской, одним и тем же отчетом закроет 3, 4 компаниям норматив, и каждый из производителей/импортеров товаров будет уверен, что у него все правильно и отчитается в свои территориальные контролирующие органы. Росприроднадзор все принял, все хорошо, ведь акты пошли в разные региональные надзорные органы, и по факту утилизатор получит деньги с 3, 4 контрагентов. За счет этого такие недобросовестные компании снижают цены на услуги, потому что могут позволить себе это, такая их экономика всегда будет в плюсе. Для прозрачности нужно либо корректировать формы отчетов, либо прослеживать жизненный цикл отхода, т.к. конечную информацию мы не видим.

У нас же есть первичные документы на каждую входящую позицию, на каждый вид и каждый килограмм отхода, есть учет, есть расчетно-денежные отношения, все привязано к бухучету, а у «серого» такие документы отсутствуют. В основе статистического отчета везде лежит журнал движения отходов, а есть он у «серых» или нет — непонятно.

Клевер: Вы недавно получили экологическое образование. Это было сделано для себя или для расширения возможной деятельности компании?

А.Б.: Я в этом году закончила очередной университет и получила третье образование — экологическое, факультет техносферной безопасности, профиль «Экологический инжиниринг и аудит». И пошла я туда не просто так. Я хотела разобраться во всех тонкостях этой области, попробовать себя и быть практиком в сфере экологического аудита. У меня есть и финансовое образование, и юридическое, а теперь еще и экологическое. К сожалению, не все аудиторы знают, как правильно и в полном объеме провести аудит утилизатора в рамках РОП, что делать и какие документы запросить. Например, мои заказчики планировали провести экологический аудит компании-утилизатора, позже узнали, что будет сформирован реестр утилизаторов в РФ и решили этого не делать, чтобы потом просто выбрать его из списка. А в реестр могут попасть разные утилизаторы: и хорошие, и плохие, соответственно, заказчики не застрахованы от финансовых рисков в будущем по сотрудничеству с одним из них. Аудит определенно нужен, производители и импортеры должны проявить в выборе исполнителя по договору должную осмотрительность. Получала образование я для карьерного роста, хочу оказывать в дальнейшем услуги аудита и приносить пользу заказчикам, производителям и импортерам, и мне было бы приятно быть в этом полезной.

Клевер: Какой штат сотрудников у вас работает? Существуют ли кадровый голод?

А.Б.: Сейчас в компании работает чуть более 60 сотрудников. Кадровый голод мы почувствовали в этом году. Не хватает специалистов-экологов по отходам, а здесь большой объем работы по обработке и учету первичных документов.

У меня появились идеи по целевому обучению будущих специалистов. Ко мне приходят студенты Казанского федерального университета на производственные экскурсии, им все интересно. У нас часовая встреча растягивается на три часа, они увлеченные, заинтересованные. Уверена, что именно просвещение, практические встречи, информация о деятельности определяют будущую работу молодых специалистов. Каждый из нас хочет быть сопричастным к сохранению окружающей среды и природных ресурсов родного края для своей семьи, для своих детей и будущего поколения.

Клевер: В Ассоциации «Клевер» вы уже больше года, что удалось реализовать при помощи Ассоциации, каких целей достичь?

А.Б.: Ассоциация «Клевер» очень вовремя родилась. «Клевер» — это как сильное плечо, наставник, куда всегда можно обратиться, где тебя точно услышат и помогут. Сейчас уже сравниваю самостоятельный период работы и работу с Ассоциацией. Всем, кто читает нас, искренне советую вступать в эту Ассоциацию, где можно найти свое профессиональное окружение, партнеров, коллег, помощь и поддержку, совместно решать вопросы отрасли, обсуждать рабочие темы, достигать результатов. Я вижу, как СРО оказывает влияние и на законодательном уровне и помогает в практической деятельности, подсказывает нам, как действовать.

Клевер: Какие планы на ближайшие годы?

А.Б.: Хотелось бы увеличить свои производственные мощности, расширить собственную инфраструктуру по сбору отходов в крупных городах Республики Татарстан. Возможно, выйти на производство продукции из вторичного сырья.

Клевер: Что бы вы пожелали своей компании и всем участникам отрасли утилизации?

А.Б.: Не теряйте веру и надежду в то, что все у нас получится. Нашей отрасли желаю стабильного развития, процветания, успеха, своей компании «Экоутилизация» —дальнейшего развития, финансового благополучия, чтобы работа для моих сотрудников была любимой и интересной. Будем продолжать превращать наши общие отходы в наши общие доходы.

Беседовали сотрудники СРО «Ассоциация утилизаторов отходов «КЛЕВЕР» Максим Кузьмин и Елена Чубарова.